Все новости
Общество
31 Января 2019, 17:28

Человечность

Давыдов вёл свою машину, изощряясь в решении сразу нескольких задач

Давыдов вёл свою машину, изощряясь в решении сразу нескольких задач. Вёл, люто ненавидя всё вокруг и, в первую очередь, эту свою старую колымагу, впрочем прослужившую ему верой и правдой добрых два десятка лет.
Давыдов вёл машину и именно от этого злился более всего, так как до этой поездки он никогда не водил машину, а всегда гнал её, безжалостно эксплуатируя металл.
В обычной поездке куда-либо всё в этой машиной работало с полной отдачей, подчиняясь единой цели и воле хозяина.
И сейчас вездеход «Москвич-410» ехал, подчиняясь опять же единой цели и воле хозяина, но на этот раз Давыдову казалось, что и тихое поскрипывание рессор, и урчание двигателя, звучат в данной, конкретной ситуации издевательски.
Вся машина как бы отдыхала, отдыхала первый раз в жизни от непрерывной двадцатилетней гонки.
Второе, что сегодня люто ненавидел Давыдов, – это жару... А третье – дорогу... Дорога была типичная, обычная российская дорога, грунтовая, не чищенная, с бессчётным количеством рытвин, канав, ям и бугорков.
Ни разу за 20 лет Давыдов не ощутил полотна дороги, ни разу! Но сегодня... сегодня каждая канавка и каждый маленький бугорок на этой бы, казалось, вдоль и поперёк изъезженной и изученной дороге, заставляли Давыдова испуганно всматриваться, притормаживать, сбавлять скорость и вздрагивать. Да, именно вздрагивать!
И вместе с ним вздрагивала на полу машины маленькая железная бочечка, наполненная холодной водой, точнее, уже не доверху, и уже давно не холодной.
Вот эта бадья и была тем самым предметом, который не позволял Давыдову привести свою машину в обычное рабочее состояние, то есть гнать её безжалостно.
В бочечке находились два сомёнка, отловленные вчера и находившиеся сутки в садке. Их надлежало выпустить в озеро, зарыбив его, таким образом, сомами.
Вот эти-то два сомёнка сейчас и плавали вверх брюшками в железной бочечке, беспрерывно сотрясающиеся от неровностей дороги.
Воды в бочечке оставалось наполовину, так как она один раз уже опрокинулась и, хорошо ещё, что Давыдов каким-то чудом успел её удержать. Пополнить же бочку свежей водой не было никакой возможности, так как на всём отрезке от реки до озера не было ни одного водоисточника.
Но более всего ярился Давыдов на себя – это было в-четвёртых.
«Ну, как я мог , – клял он сам себя, – пуститься в путь по такой жаре, по такой дороге, с такой ёмкостью, в которой умещается две горсти воды, да ещё без запаса, да ещё сомята в садке сутки ждали, да ещё послушавшись Петьку Жадова: «Езжай, Давыдыч, езжай, доедешь... ехать-то полтора часа!» Кого послушал? Петьку Жадова, этого первейшего браконьера, хитрющего, как десять чертей... А что теперь довезу-то? Дохлых сомят?»
И от этой мысли, такой нестерпимо неестественной, от видения будущей, злорадно ухмыляющейся Петькиной рожи, самая правая нога нажала на газ и машина вдруг ретиво рыскнула вперёд, но звук ударившейся об кузов бадьи, напомнил мгновенно о едва теплившейся в ней жизни и заставил вновь вести машину бережно и осторожно.
«Полтора часа... Это же как прежде, при нормальной езде, а теперь не меньше четырёх... Э-э-х!..»
Через пять часов, уже в сумерках, Давыдов был у цели. Вывалился из пышущей жаром кабины в мягкую прохладу озёрной свежести.
Первый раз за двадцать лет злобно и угрюмо взглянул на свой вездеход, пнул по правому скату, рывком распахнул правую дверцу... зачем-то глубоко вздохнул.
Дрожащими руками выволок бадью и безнадёжно посмотрел внутрь. Внутри веяло смертью.
Осторожно поднял бадейку и, почти не качая её, зашагал к озеру. Прямо в ботинках, не засучивая штанин, вошёл по колено в воду и опустил бадью на дно. Наклонил её и озёрная вода с лёгким журчанием вкатилась в бадью. Сомята не шевелились.
На берегу он закурил, но сигарета почему-то показалась противной. Вновь вошёл в воду, осторожно вылил сомят из бадьи. Они безжизненно колыхались на поверхности воды.
Выйдя на берег, открыл капот над перегревшимся двигателем. Вновь постоял, переминаясь с ноги на ногу, сам не зная зачем, обошёл вокруг машины, хлюпая мокрыми ботинками. Затем нехотя подмёл и вытер пол в кабине, стряхнул пыльные чехлы...
Совсем стемнело. Давыдов включил фары, свет которых ударил по воде, как раз по тому месту, где должны были колыхаться дохлые сомята, но их... там... не было!
Разом всколыхнулось сердце и сладко замерло. Он увидел сомят, но уже в глубине, у самого песчаного дна на мелководье. Они живыми лодочками висели в освещённой воде.
...Обратная дорога заняла ровно час.
Читайте нас: