Медсестра из Туймазов работала волонтером на Донбассе

Старшая медицинская сестра отделения анестезиологии и реанимации Туймазинской центральной районной больницы Гульназ Давлетшина недавно вернулась из Донецкой народной республики, где оказывала помощь российским солдатам, мирным жителям и бойцам ВСУ, сдавшимся в плен.

Ей 47. Выглядит моложаво. Шустрая, не угонишься за ней. Все знает, везде успевает. Смотрю на нее и думаю: из нее получился бы первоклассный врач.

— Не всем же быть врачами – без медсестер в больнице никак, – философски замечает она.

С ней трудно не согласиться. Два месяца назад она уехала на Донбасс добровольцем. Перед этим поговорила с детьми – их у нее двое. Одной дочери 19, другой – 23. И уехала.

— Девочки мои все поняли, только попросили: «Мамочка, ты главное домой возвращайся». Не поехать не могла. Да, там есть врачи и медсестры, но я чувствовала: там нужна помощь таких, как я, мы нужны Донбассу. Работу свою знаю, у меня 28 лет медицинского стажа.

Подала заявку в Минздрав республики, а через несколько дней мне позвонили и велели паковать чемодан. Вылет из Уфы был запланирован на 9 марта. Вместе со мной в ДНР отправились семь медиков из нашей республики – три хирурга, два анестезиолога, лор-врач и окулист. Это была вторая партия работников, которая выехала в командировку в ДНР и ЛНР.

В Донецке мы оказались в разных больницах: кто-то оперировал в травмоцентре, кто-то принимал пациентов в поликлинике. Я попала в клиническое территориальное медицинское объединение.

— Страшно было?

— Да, но не за себя, а за военных, которые были на передовой, и за мирных жителей, которые поступали к нам с огнестрельными и осколочными ранениями. Было страшно, когда они умирали.

Не могу забыть молодого мужчину, которого привезли с тяжелым ранением. Ему и 30 лет не было. Он рассказывал, что работал шахтером и не планировал воевать. У него недавно родился ребенок. Он очень хотел поправиться и вернуться к семье. Ласковый, жизнелюбивый, во время разговора он держал меня за руку и говорил, что у него все в порядке. А в одну из ночей его не стало...

Взрывные ранения, с которыми к нам привозили людей, особенные, понимаете? В мирной жизни такие травмы не встречаются. Под действием ударной волны от разорвавшегося снаряда у бойца повреждаются внутренние органы. Помню 35-летнего мужчину, которого привезли с разорванным кишечником. Его дважды оперировали. Представляете, в нашем же медучреждении работала его мама, она кардиохирург. Навещала сына между дежурствами.

— Мирным жителям тоже доставалось, – продолжает Давлетшина. – Была там девушка из Мариуполя, с осколочными ранениями. Вместе с мамой она попала под обстрел. Женщины собирались навестить стариков, живущих в соседней деревне. Мать погибла у нее на глазах, а девчонку в больницу доставили российские солдаты.

Однажды привезли пожилую супружескую пару. Они переправили детей с внуками в Ростов, а сами уехать не смогли – гуманитарный коридор закрылся. А тут старику потребовалась экстренная операция – язва обострилась. Мужчину прооперировали, но было поздно, не спасли.

— Чем вы конкретно занимались как волонтер?

— Там я выполняла привычную для себя работу – ту, которую делаю в Туймазинской центральной районной больнице. Ухаживала за послеоперационными пациентами. Давала лекарства, делала уколы, ставила капельницы, измеряла температуру и давление.

Особенно тяжело было в дни обстрелов – за сутки привозили до 30 раненых. Тогда задерживалась на работе до ночи, чтобы помочь коллегам принять людей, распределить их по степени тяжести по блокам, оказать первую помощь. А рано утром вновь выходила на смену.

В больнице работали в основном молодые специалисты – вчерашние выпускники университета. Они любили со мной дежурить, потому что я старалась их всему учить.

— Приходилось оказывать помощь пациентам с вражеской стороны?

— Их лечили как и всех. Заведующая отделением Наталья Толстова предупредила, что медики остаются вне политики и обязаны ко всем относиться одинаково. Да мы и сами знали. Просто непривычно было видеть пациентов, прикованных наручниками к кровати.

— Что вас больше всего поразило за месяц работы в Донецке?

— Люди. Они говорят о войне, как мы о работе. Они привыкли к обстрелам, к смерти близких. Каждый донецкий ребенок теперь хорошо знает, что в целях безопасности нельзя ставить кровать у окна, а ночью в доме не стоит зажигать свет.

Однажды коллега, местная жительница, призналась, что не представляет себе жизни в тишине. Говорит, к ней придется привыкать заново, когда жизнь вернется в мирное русло.