Медсестра из Туймазов вернулась из зоны СВО с госнаградой

Разия Абдуллина 38 лет работала палатной медсестрой в Серафимовском отделении Туймазинской районной больницы. Когда началась специальная военная операция, стала ездить в Донбасс в качестве гражданского медперсонала. В марте 2024 года заключила контракт с Минобороны России. Взяла позывной Клевер. После его завершения вернулась работать «на гражданку». Недавно ей вручили медаль «За спасение погибавших».

По словам Разии Нурфаязовны, заключить контракт было непросто из-за действовавшего возрастного ограничения для женщин – он ограничен 45 годами. А ей на тот момент было уже 56. Два месяца она писала заявления в разные инстанции и везде получала отказ. 

— Тогда я поехала в Санкт-Петербург, там меня проверяли почти как космонавта, – говорит она. – Затребовали разные характеристики и справки. Взяли. Видимо, сыграл роль большой опыт, наработанный в госпиталях Луганщины. Меня отправили на спецкурсы, потому что в военной медицине все надо делать с большой скоростью. Медсестра в рамках своих обязанностей должна уметь все и… немного больше. 

Меня направили в десантно-штурмовую дивизию на Херсонском направлении. Госпиталь был обустроен в подвале одного из промышленных зданий. Жили мы в брошенных местным населением домах. Нас поразили бытовые условия: ни на одном подворье не было бани, почти везде отсутствовал газ, туалеты – на улице. Понятно, что забота о населении никогда не входила в планы Киева. 

Нас предупредили, что среди населения есть агенты СБУ, которые следят за нашими передвижениями, передают врагу координаты объектов российской армии. Мы с ними не контактировали. 

В госпиталь за смену поступали десятки военнослужащих, так что мы круглосуточно были в движении. За сутки ставили до 100 уколов и капельниц. Но физические нагрузки — ничто по сравнению с эмоциональными: сердце обливалось кровью, когда приходилось кормить из ложечки солдат с ампутированными руками. 

Мы умели снимать электрокардиограмму, расшифровывать показания и вносить их в медкарты (хотя это прерогатива врачей, а не медсестер). Нужно было оперативно выявлять больных, например, с тахикардией. Таким пациентам противопоказан ряд препаратов. 

Как-то «читаю» ЭКГ и слышу из-за спины мужской голос: «Что скажете?» Я ответила и услышала одобрительное: «Молодец». Это был главный военврач госпиталя с позывным Карат. Он регулярно обходил все участки и проверял работу коллег. Часто выгонял меня из реанимационного отделения:
— Рядовой Клевер, ваша смена закончилась, что вы здесь делаете? 

— Я не устала, можно остаться поработать? – говорила я, подключаясь к реанимационным мероприятиям.
Мне хотелось учиться и делать больше для бойцов. Среди них были мои земляки из Башкирии. Уже после выписки они писали мне и коллегам трогательные письма на башкирском и татарском языках, отправляли в госпиталь посылки с чаем, сахаром, продуктами. 

Когда приходилось трудно, звонила супругу – он вахтовик, работает на Севере. Муж всегда меня поддерживал, как и дочери. Но семья обрадовалась, узнав, что я не буду заключать с Минобороны новый контракт. Говорят, теперь удели внимание нам, близким. Да и коллеги в Серафимовском заждались.